#standup #интервью
Летом этого года, во время сдачи сессии, я отчаянно искала способ не сойти с ума от эмоционального и интеллектуального напряжения. Именно эти поиски однажды привели меня по адресу ул. Восстания 24/27, где расположился первый специализированный стендап клуб Петербурга — HopHead. Довольно быстро я начала появляться здесь едва ли не каждую неделю. И, само собой, вскоре я уже знала поименно всех комиков, выступающих здесь на постоянной основе. Одна из них — Туяна Хоровиц. Девушка, чьи шутки я не раз пересказывала своим подругам.
Мы встретились с ней на Большой Морской улице ещё в первых числах октября. Но я, уповая на то, что текст сам определяет, когда ему пора быть опубликованным, представляю вам наш разговор только сейчас.
Садитесь поудобнее. Читайте с удовольствием.
Летом этого года, во время сдачи сессии, я отчаянно искала способ не сойти с ума от эмоционального и интеллектуального напряжения. Именно эти поиски однажды привели меня по адресу ул. Восстания 24/27, где расположился первый специализированный стендап клуб Петербурга — HopHead. Довольно быстро я начала появляться здесь едва ли не каждую неделю. И, само собой, вскоре я уже знала поименно всех комиков, выступающих здесь на постоянной основе. Одна из них — Туяна Хоровиц. Девушка, чьи шутки я не раз пересказывала своим подругам.
Мы встретились с ней на Большой Морской улице ещё в первых числах октября. Но я, уповая на то, что текст сам определяет, когда ему пора быть опубликованным, представляю вам наш разговор только сейчас.
Садитесь поудобнее. Читайте с удовольствием.
— Для начала два идиотских вопроса, которые нельзя не задать, потому что мы видим друг друга впервые. Сколько тебе лет? Откуда ты родом?
— Окей. Мне 21 год. Я родом из маленького города Северобайкальска.
— Когда ты перебралась в Петербург?
— В августе прошлого года, если не ошибаюсь. Вообще, до этого я три года жила в Москве. Получается, окончив школу, я переехала в столицу вместе с мамой, потому что там уже жила моя сестра. Но в Москве я толком ничего не делала, просто бесцельно болталась.
— Ты никуда не поступала после школы?
— Я поступила на инженера, но, как ты можешь понять, не доучилась. Честно говоря, я не особо анализировала почему так произошло. Но мне не нравилось учиться в том ВУЗе. Там была какая-то гнетущая атмосфера и вдобавок не совсем близкий мне круг общения.
— В одном из своих выступлений ты говорила, что сейчас хочешь бросить учёбу. Выходит, в Петербурге ты тоже куда-то поступила?
— Да, в колледж на сурдопереводчика.
— Воу, это крайне необычно. Почему такой выбор?
— Мне хотелось выучить жестовый язык. Собственно, этой цели я достигла.
— То есть, ты не собиралась работать по профессии? Поэтому бросаешь учёбу?
— Да, я действительно не собиралась никогда работать сурдопереводчиком. Это очень интересная, но сложная профессия. Через себя приходится пропускать проблемы десятка людей. Твоя помощь может понадобиться в любое время суток. Многие люди, работающие сурдопереводчиками, выросли в семьях, где есть глухонемые. Во-первых, им проще освоить язык жестов, а во-вторых, у них гораздо выше уровень эмпатии к таким людям. И да, начиная с этого учебного года, в колледже я не появляюсь. Мне нравится учиться, но из-за того, что я занимаюсь стендапом, я не могу уделять этому должное количество сил и времени. Вообще, я стала чувствовать себя взрослее, что ли. Как-то странно теперь прийти на учебу и слушать, как тебя ругают за то, что ты не принес реферат. Это кажется совсем несерьёзным.
— Вернемся к переезду. Почему всё-таки уехала из Москвы?
— Не знаю, наверное, мне хотелось стать более самостоятельной. Знаешь, когда долгое время живешь с родителями, то тебе начинает казаться, что ты остановился в развитии и стал вечным подростком. Мне очень не хватало личного пространства. Думаю, поэтому я решила уехать.
— Ты не скучаешь по Бурятии?
— Только как по концепту, если так вообще можно сказать. Я бы не хотела там жить. Вообще, у меня нет какой-то привязанности к местам. Стихи о родном крае я не пишу, как можно заметить.
— А если сравнивать две столицы, то ты выбираешь Москву или Санкт-Петербург?
— Ну, очевидно же, раз я здесь. Петербург. Тут меньше людей. И как странно бы это ни звучало, все не такие депрессивные. Всю разницу понимаешь, спускаясь в метро. Здесь абсолютно другие лица. Я редко вижу спящих людей в метро Петербурга, а в Москве почти все спят. Вообще, Питер более уютный и компактный. Вроде бы и большой город, но при этом дорога отнимает не так много времени.
— Окей. Мне 21 год. Я родом из маленького города Северобайкальска.
— Когда ты перебралась в Петербург?
— В августе прошлого года, если не ошибаюсь. Вообще, до этого я три года жила в Москве. Получается, окончив школу, я переехала в столицу вместе с мамой, потому что там уже жила моя сестра. Но в Москве я толком ничего не делала, просто бесцельно болталась.
— Ты никуда не поступала после школы?
— Я поступила на инженера, но, как ты можешь понять, не доучилась. Честно говоря, я не особо анализировала почему так произошло. Но мне не нравилось учиться в том ВУЗе. Там была какая-то гнетущая атмосфера и вдобавок не совсем близкий мне круг общения.
— В одном из своих выступлений ты говорила, что сейчас хочешь бросить учёбу. Выходит, в Петербурге ты тоже куда-то поступила?
— Да, в колледж на сурдопереводчика.
— Воу, это крайне необычно. Почему такой выбор?
— Мне хотелось выучить жестовый язык. Собственно, этой цели я достигла.
— То есть, ты не собиралась работать по профессии? Поэтому бросаешь учёбу?
— Да, я действительно не собиралась никогда работать сурдопереводчиком. Это очень интересная, но сложная профессия. Через себя приходится пропускать проблемы десятка людей. Твоя помощь может понадобиться в любое время суток. Многие люди, работающие сурдопереводчиками, выросли в семьях, где есть глухонемые. Во-первых, им проще освоить язык жестов, а во-вторых, у них гораздо выше уровень эмпатии к таким людям. И да, начиная с этого учебного года, в колледже я не появляюсь. Мне нравится учиться, но из-за того, что я занимаюсь стендапом, я не могу уделять этому должное количество сил и времени. Вообще, я стала чувствовать себя взрослее, что ли. Как-то странно теперь прийти на учебу и слушать, как тебя ругают за то, что ты не принес реферат. Это кажется совсем несерьёзным.
— Вернемся к переезду. Почему всё-таки уехала из Москвы?
— Не знаю, наверное, мне хотелось стать более самостоятельной. Знаешь, когда долгое время живешь с родителями, то тебе начинает казаться, что ты остановился в развитии и стал вечным подростком. Мне очень не хватало личного пространства. Думаю, поэтому я решила уехать.
— Ты не скучаешь по Бурятии?
— Только как по концепту, если так вообще можно сказать. Я бы не хотела там жить. Вообще, у меня нет какой-то привязанности к местам. Стихи о родном крае я не пишу, как можно заметить.
— А если сравнивать две столицы, то ты выбираешь Москву или Санкт-Петербург?
— Ну, очевидно же, раз я здесь. Петербург. Тут меньше людей. И как странно бы это ни звучало, все не такие депрессивные. Всю разницу понимаешь, спускаясь в метро. Здесь абсолютно другие лица. Я редко вижу спящих людей в метро Петербурга, а в Москве почти все спят. Вообще, Питер более уютный и компактный. Вроде бы и большой город, но при этом дорога отнимает не так много времени.
— Так, давай теперь о стендапе. Ты ведь начала выступать еще в Москве, верно?
— Да. Первое выступление было в клубе «Алиби» – это довольно знаковое место. Если не ошибаюсь то там проходили первые в Москве открытые микрофоны. Сначала я пришла туда как зритель, а потом записалась на выступление. Я вообще не помню, как это происходило. Я очень нервничала, меня всю трясло. Я не могла запомнить свои шутки. Но люди сказали, что было смешно. Видимо, это действительно так, потому что после этого выступления меня пригласили на шоу Кирилла Сиэтлова. Это довольно странно, правда? Ведь должно пройти какое-то время, прежде чем тебя заметят, а у меня всё так быстро стало развиваться. Честно, думаю, что мне это помешало во многом.
— Да. Первое выступление было в клубе «Алиби» – это довольно знаковое место. Если не ошибаюсь то там проходили первые в Москве открытые микрофоны. Сначала я пришла туда как зритель, а потом записалась на выступление. Я вообще не помню, как это происходило. Я очень нервничала, меня всю трясло. Я не могла запомнить свои шутки. Но люди сказали, что было смешно. Видимо, это действительно так, потому что после этого выступления меня пригласили на шоу Кирилла Сиэтлова. Это довольно странно, правда? Ведь должно пройти какое-то время, прежде чем тебя заметят, а у меня всё так быстро стало развиваться. Честно, думаю, что мне это помешало во многом.
— Что?! Почему?
— Потому что я потом долго не выступала. Это просто ужасно, когда первый раз ты выступаешь хорошо. Ведь в следующий раз ты идешь на сцену подсознательно ожидая такой же реакции зала, как и на предыдущем выступлении. И когда всё проходит отвратительно, что, вообще-то, нормально, для тебя это становится двойным ударом. Примерно так у меня и случилось. После этого я решила, что больше заниматься этим не буду. И вот, был перерыв почти в три года.
—Ты же наверняка кем-то вдохновлялась? Нельзя прийти в эту среду, не зная ни одного имени.
— Да, среди тех, кто выступал, были ребята, чья комедия мне была очень близка. Например, Артур Чапарян. Это отличалось от того, что показывали на ТНТ. Мне, честно, не казались эти телешоу чем-то прорывным, это ничего во мне не трогало. А то, что я видела в клубах — это было что-то крутое. Местами даже на уровне Америки.
— Ты для себя, вообще, раньше открыла западную комедию или российскую?
— Ну, из западного я сначала смотрела разные скетч-шоу. Например, «Saturday Night live». Я так английский выучила, мне кажется. А стендап я, как и многие, открыла для себя в полной мере, когда он появился на ТНТ. Мне всё это нравилось хотя бы потому, что это не похоже на КВН.
— А в твоей жизни был КВН?
— Да. Очень много. Именно комедию я полюбила из-за КВН, мне кажется. Раньше КВН был классный. Все хорошие воспоминания о юморе у меня связаны с КВН. Это было что-то семейное.
— А ты играла сама?
— Да. У меня это не было как у всех. Ну, знаешь, обычно же ты приходишь в ВУЗ, где уже есть команда. Проходишь кастинг и вот ты в игре. А я сама собрала команду. В интернете. Я очень хотела играть. У нас была женская команда, называлась она «Так себе леди»… Боже, дурацкое название какое-то. (Смеется). Но мы все были абсолютно разные. И я подозревала, что это может не сработать. Так и вышло. После второй игры мы распустились. А вообще, КВН – это ужасно.
— Потому что он мёртв, да?
— Для меня однозначно. Мне даже страшно, что кто-то до сих пор этим живет и посвящает столько сил и времени игре. Ты ведь к одному выступлению готовишься почти три месяца. Но в 70% случаев твои шутки могут не сработать на зрителя. Но ты не можешь их заранее проверить, потому что, всё решает редактор. Мнение одного человека здесь всё определяет. Ну это же бред. В стендапе ты за эти три месяца можешь собрать 20 минут прекрасного материала, просто проверяя шутки на публике каждую неделю. И ты ни от кого не зависишь при этом.
— А ты разделяешь для себя КВН как телевизионную игру и как молодежное течение, скажем так?
— Ну, это всё мафия, на мой взгляд. Это того не стоит. Недавно я говорила с КВНщиком, который играл в больших лигах. Когда он озвучил мне суммы, которые они должны были вносить, чтобы играть, я просто в ужас пришла. Для меня всё это какой-то мазохизм неоправданный. Но если кому-то это действительно в кайф, то я не осуждаю. Рано или поздно, я думаю, все разочаровываются в этой игре.
— Вернемся к стендапу. Ты сказала, что перерыв в выступлениях длился примерно три года, верно?
— Да. Ну, может быть, я выступила за то время три или четыре раза, включая то самое выступление у Саши Долгополова, по которому меня многие знают. Туда я вообще попала просто потому, что мы неплохо общаемся.
— Потому что я потом долго не выступала. Это просто ужасно, когда первый раз ты выступаешь хорошо. Ведь в следующий раз ты идешь на сцену подсознательно ожидая такой же реакции зала, как и на предыдущем выступлении. И когда всё проходит отвратительно, что, вообще-то, нормально, для тебя это становится двойным ударом. Примерно так у меня и случилось. После этого я решила, что больше заниматься этим не буду. И вот, был перерыв почти в три года.
—Ты же наверняка кем-то вдохновлялась? Нельзя прийти в эту среду, не зная ни одного имени.
— Да, среди тех, кто выступал, были ребята, чья комедия мне была очень близка. Например, Артур Чапарян. Это отличалось от того, что показывали на ТНТ. Мне, честно, не казались эти телешоу чем-то прорывным, это ничего во мне не трогало. А то, что я видела в клубах — это было что-то крутое. Местами даже на уровне Америки.
— Ты для себя, вообще, раньше открыла западную комедию или российскую?
— Ну, из западного я сначала смотрела разные скетч-шоу. Например, «Saturday Night live». Я так английский выучила, мне кажется. А стендап я, как и многие, открыла для себя в полной мере, когда он появился на ТНТ. Мне всё это нравилось хотя бы потому, что это не похоже на КВН.
— А в твоей жизни был КВН?
— Да. Очень много. Именно комедию я полюбила из-за КВН, мне кажется. Раньше КВН был классный. Все хорошие воспоминания о юморе у меня связаны с КВН. Это было что-то семейное.
— А ты играла сама?
— Да. У меня это не было как у всех. Ну, знаешь, обычно же ты приходишь в ВУЗ, где уже есть команда. Проходишь кастинг и вот ты в игре. А я сама собрала команду. В интернете. Я очень хотела играть. У нас была женская команда, называлась она «Так себе леди»… Боже, дурацкое название какое-то. (Смеется). Но мы все были абсолютно разные. И я подозревала, что это может не сработать. Так и вышло. После второй игры мы распустились. А вообще, КВН – это ужасно.
— Потому что он мёртв, да?
— Для меня однозначно. Мне даже страшно, что кто-то до сих пор этим живет и посвящает столько сил и времени игре. Ты ведь к одному выступлению готовишься почти три месяца. Но в 70% случаев твои шутки могут не сработать на зрителя. Но ты не можешь их заранее проверить, потому что, всё решает редактор. Мнение одного человека здесь всё определяет. Ну это же бред. В стендапе ты за эти три месяца можешь собрать 20 минут прекрасного материала, просто проверяя шутки на публике каждую неделю. И ты ни от кого не зависишь при этом.
— А ты разделяешь для себя КВН как телевизионную игру и как молодежное течение, скажем так?
— Ну, это всё мафия, на мой взгляд. Это того не стоит. Недавно я говорила с КВНщиком, который играл в больших лигах. Когда он озвучил мне суммы, которые они должны были вносить, чтобы играть, я просто в ужас пришла. Для меня всё это какой-то мазохизм неоправданный. Но если кому-то это действительно в кайф, то я не осуждаю. Рано или поздно, я думаю, все разочаровываются в этой игре.
— Вернемся к стендапу. Ты сказала, что перерыв в выступлениях длился примерно три года, верно?
— Да. Ну, может быть, я выступила за то время три или четыре раза, включая то самое выступление у Саши Долгополова, по которому меня многие знают. Туда я вообще попала просто потому, что мы неплохо общаемся.
— Почему ты начала выступать снова?
— Это произошло после переезда в Петербург. Мне всегда казалось, что я хорошо умею писать шутки. И у меня действительно это неплохо получается. Возможно, поэтому мне было гораздо легче начинать. Я понимала, как это работает. Мне кажется, что в Москве я перестала выступать, потому что не чувствовала какой-то связи с теми, с кем выступала. В стендапе очень много парней. И я не видела себя среди них. Возможно, это было надумано, мол: «Ну я же девчонка, куда мне». Я знаю, что подобные мысли —это большая проблема для многих девушек, которые хотят выступать. Сейчас я понимаю, что тогда очень ошибалась. Но, наверное, я просто внутренне была не готова.
— Есть ли предвзятое отношение к девушкам в этой среде? Может даже не со стороны стендап сообщества, а со стороны публики?
— Если говорить о публике, то помню такое наблюдение. Я была на открытом микрофоне, не помню, выступала ли я тогда, или только смотрела… Но ситуация была следующая: выступали три девушки. Первая и вторая выступили не очень. И когда вышла третья, то зал уже не особо её слушал. А когда подобным образом выступают парни, такого обычно нет. Как будто женщина – это какая-то отдельная каста.
— Я просто исхожу из собственного зрительского опыта. Когда на открытом микрофоне объявляют девушку, то некоторые сразу же тянутся к телефону или начинают разговаривать.
— Вообще, если смотреть в корень, то, мне кажется, проблема заключается в том, что девушки бояться быть смешными. Я знаю очень много крутых девушек, которые не используют свою комичность. А парни цепляются за любую возможность проявить себя. Многие парни мне жаловались, что девушки рассказывают только об отношениях или о сексе. Но вообще-то, парни тоже это делают. Мужчины словно лишены возможности чувствовать эмпатию к женским проблемам. Они сразу перестают понимать, о чем говорят на сцене. Мне кажется, что меня очень тепло встречают как раз потому, что я крайне мало говорю об отношениях и каких-то «женских проблемах». Но я не шучу об этом не потому, что хочу как-то выделиться, а потому что мне действительно это не близко.
— Это произошло после переезда в Петербург. Мне всегда казалось, что я хорошо умею писать шутки. И у меня действительно это неплохо получается. Возможно, поэтому мне было гораздо легче начинать. Я понимала, как это работает. Мне кажется, что в Москве я перестала выступать, потому что не чувствовала какой-то связи с теми, с кем выступала. В стендапе очень много парней. И я не видела себя среди них. Возможно, это было надумано, мол: «Ну я же девчонка, куда мне». Я знаю, что подобные мысли —это большая проблема для многих девушек, которые хотят выступать. Сейчас я понимаю, что тогда очень ошибалась. Но, наверное, я просто внутренне была не готова.
— Есть ли предвзятое отношение к девушкам в этой среде? Может даже не со стороны стендап сообщества, а со стороны публики?
— Если говорить о публике, то помню такое наблюдение. Я была на открытом микрофоне, не помню, выступала ли я тогда, или только смотрела… Но ситуация была следующая: выступали три девушки. Первая и вторая выступили не очень. И когда вышла третья, то зал уже не особо её слушал. А когда подобным образом выступают парни, такого обычно нет. Как будто женщина – это какая-то отдельная каста.
— Я просто исхожу из собственного зрительского опыта. Когда на открытом микрофоне объявляют девушку, то некоторые сразу же тянутся к телефону или начинают разговаривать.
— Вообще, если смотреть в корень, то, мне кажется, проблема заключается в том, что девушки бояться быть смешными. Я знаю очень много крутых девушек, которые не используют свою комичность. А парни цепляются за любую возможность проявить себя. Многие парни мне жаловались, что девушки рассказывают только об отношениях или о сексе. Но вообще-то, парни тоже это делают. Мужчины словно лишены возможности чувствовать эмпатию к женским проблемам. Они сразу перестают понимать, о чем говорят на сцене. Мне кажется, что меня очень тепло встречают как раз потому, что я крайне мало говорю об отношениях и каких-то «женских проблемах». Но я не шучу об этом не потому, что хочу как-то выделиться, а потому что мне действительно это не близко.
— Шутить можно на любые темы?
— Ну, что такое «тема»? Вот, например, изнасилование. Можно ли над этим шутить? Мне кажется, можно. Нельзя надсмехаться на этим преступлением или над людьми, которые это пережили. Можно шутить обо всём, если правильно подобрать контекст. Вообще, я думаю, что важно осознавать последствия и думать о рисках. То есть, если ты кого-то обижаешь, то не обижайся потом сам, если подобные шутки последуют в ответ. Еще мне крайне неприятно, когда люди переходят черту и шутят довольно грубо над определёнными социальными группами. К примеру, ЛГБТ. Потом эти люди начинают злиться, что их не поддерживают или даже обвиняют в чём-то. А потом они находят поддержку, но в лице агрессивно настроенной аудитории, которая нетерпима к каким-то группам. По итогу комики удивляются, почему у них вдруг образовалась какая-то неадекватная публика. Может быть, потому что ты сам её привлёк? Поэтому я стараюсь шутить так, чтобы это разделяли люди схожих со мной взглядов.
— Как ты относишься к мату на сцене?
— Ну, как ты, возможно, могла заметить, я использую его в своих выступлениях, но хотела бы делать это реже. У меня ведь немного детский, мягкий голос, и когда я матерюсь – это уже смешно. Я не считаю, что такой приём плох сам по себе, но сейчас у меня довольно много на этом построено. А если глобально, то я не противник мата. Иногда иначе ты что-то описать просто не можешь. Или знаешь, если ты во время монолога говоришь «отпиздили», а не «избили», то над залом не нависает напряжение.
— Мы говорили, что многие девушки бояться быть смешными. А ты боишься быть несмешной?
— Ну, конечно всегда неловко, когда после шутки в зале наступает тишина. Но, мне кажется, если ты хочешь быть хорошим комиком, то должен давать себе возможность плохо выступать. Знаешь, есть комики, которые, проверяя одну новую шутку, обязательно следом говорят несколько работающих, потому что они бояться тишины. Я стараюсь так не делать, потому что иначе ты теряешь ощущение реальности. Начинает казаться, что ты профи. Поэтому я иногда выступаю в местах, где мало людей, которые ещё и не особо заинтересованы в моих шутках. Такую публику крайне сложно рассмешить, и это как-то внутренне закаляет.
— А как ты воспринимаешь людей, сидящих в зале? Для тебя публика — это что-то абстрактное?
— Честно, да. Я словно не могу поверить, что это реальные люди, которых потом можно встретить на улице. Я крайне редко устанавливаю зрительный контакт с аудиторией, хотя понимаю, что это очень важно. Ну, думаю, это дело привычки. Волнение перед выходом на сцену тоже ведь не сразу ушло, а только с опытом.
— Как удержать на себе внимание зала?
— Обычно я просто замолкаю, когда понимаю, что слишком шумно. Это всегда работает. И еще, я никогда не начинаю шутить сразу же, как вышла на сцену. Даю людям возможность привыкнуть ко мне и понять кто я такая.
— Ты на сцене и в жизни – это разные люди?
— Ой, ну это не мне судить. Но у меня нет какого-то продуманного образа, амплуа. Я из-за этого, возможно, часто теряюсь на сцене.
— Вообще, это интересный момент. Нужно ли комику амплуа или какой-то проработанный образ?
— С одной стороны, это помогает быстрее найти свою аудиторию. С другой, это ограничивает в выборе тем и сужает круг новых зрителей. Я бы не хотела никаких ограничений.
— Ты, как правило, шутишь о том, что тебя тревожит или о том, что будет понятно и близко большинству зрителей?
— Я, наверное, шучу о том, что меня тревожит и подгоняю это под то, что будет понятно большинству. Например, у меня есть шутка про фигуристку Алину Загитову. Мол, я к ней ревную свою маму. На самом деле, это шутка о моей сестре, которая преданная фанатка Загитовой. Когда я писала этот материал, то понимала, что не у всех есть старшая сестра, которая как мать для них, и это может не сработать. Люди любят понимать, о чем ты шутишь. Для них важно иметь возможно поместить себя в подобные обстоятельства.
— У тебя вообще много вымысла в шутках?
— У меня всегда все имеет реальную основу. Не помню шутку, которую я бы выдумала от и до.
— Ну, что такое «тема»? Вот, например, изнасилование. Можно ли над этим шутить? Мне кажется, можно. Нельзя надсмехаться на этим преступлением или над людьми, которые это пережили. Можно шутить обо всём, если правильно подобрать контекст. Вообще, я думаю, что важно осознавать последствия и думать о рисках. То есть, если ты кого-то обижаешь, то не обижайся потом сам, если подобные шутки последуют в ответ. Еще мне крайне неприятно, когда люди переходят черту и шутят довольно грубо над определёнными социальными группами. К примеру, ЛГБТ. Потом эти люди начинают злиться, что их не поддерживают или даже обвиняют в чём-то. А потом они находят поддержку, но в лице агрессивно настроенной аудитории, которая нетерпима к каким-то группам. По итогу комики удивляются, почему у них вдруг образовалась какая-то неадекватная публика. Может быть, потому что ты сам её привлёк? Поэтому я стараюсь шутить так, чтобы это разделяли люди схожих со мной взглядов.
— Как ты относишься к мату на сцене?
— Ну, как ты, возможно, могла заметить, я использую его в своих выступлениях, но хотела бы делать это реже. У меня ведь немного детский, мягкий голос, и когда я матерюсь – это уже смешно. Я не считаю, что такой приём плох сам по себе, но сейчас у меня довольно много на этом построено. А если глобально, то я не противник мата. Иногда иначе ты что-то описать просто не можешь. Или знаешь, если ты во время монолога говоришь «отпиздили», а не «избили», то над залом не нависает напряжение.
— Мы говорили, что многие девушки бояться быть смешными. А ты боишься быть несмешной?
— Ну, конечно всегда неловко, когда после шутки в зале наступает тишина. Но, мне кажется, если ты хочешь быть хорошим комиком, то должен давать себе возможность плохо выступать. Знаешь, есть комики, которые, проверяя одну новую шутку, обязательно следом говорят несколько работающих, потому что они бояться тишины. Я стараюсь так не делать, потому что иначе ты теряешь ощущение реальности. Начинает казаться, что ты профи. Поэтому я иногда выступаю в местах, где мало людей, которые ещё и не особо заинтересованы в моих шутках. Такую публику крайне сложно рассмешить, и это как-то внутренне закаляет.
— А как ты воспринимаешь людей, сидящих в зале? Для тебя публика — это что-то абстрактное?
— Честно, да. Я словно не могу поверить, что это реальные люди, которых потом можно встретить на улице. Я крайне редко устанавливаю зрительный контакт с аудиторией, хотя понимаю, что это очень важно. Ну, думаю, это дело привычки. Волнение перед выходом на сцену тоже ведь не сразу ушло, а только с опытом.
— Как удержать на себе внимание зала?
— Обычно я просто замолкаю, когда понимаю, что слишком шумно. Это всегда работает. И еще, я никогда не начинаю шутить сразу же, как вышла на сцену. Даю людям возможность привыкнуть ко мне и понять кто я такая.
— Ты на сцене и в жизни – это разные люди?
— Ой, ну это не мне судить. Но у меня нет какого-то продуманного образа, амплуа. Я из-за этого, возможно, часто теряюсь на сцене.
— Вообще, это интересный момент. Нужно ли комику амплуа или какой-то проработанный образ?
— С одной стороны, это помогает быстрее найти свою аудиторию. С другой, это ограничивает в выборе тем и сужает круг новых зрителей. Я бы не хотела никаких ограничений.
— Ты, как правило, шутишь о том, что тебя тревожит или о том, что будет понятно и близко большинству зрителей?
— Я, наверное, шучу о том, что меня тревожит и подгоняю это под то, что будет понятно большинству. Например, у меня есть шутка про фигуристку Алину Загитову. Мол, я к ней ревную свою маму. На самом деле, это шутка о моей сестре, которая преданная фанатка Загитовой. Когда я писала этот материал, то понимала, что не у всех есть старшая сестра, которая как мать для них, и это может не сработать. Люди любят понимать, о чем ты шутишь. Для них важно иметь возможно поместить себя в подобные обстоятельства.
— У тебя вообще много вымысла в шутках?
— У меня всегда все имеет реальную основу. Не помню шутку, которую я бы выдумала от и до.
— Как ты относишься к феминизму?
— Я считаю себя феминисткой. Хотя, честно, в последнее время задумываюсь, могу ли я так себя называть. Слишком много в этом движении каких-то ответвлений, которые мне не близки. Вообще, мне кажется, что сексизм – это неумение сопереживать, отсутствие эмпатии. Многие никогда не поменяют свою позицию, просто потому что им незачем. Их никто не притесняет, у них нет проблем. Удобно же, ну.
— На твоей странице во Вконтакте можно найти монолог Ребекки Корри – комикессы, которая публично рассказала о домогательствах Луи Си Кея. Условно, мы можем отнести это к движению #MeToo. Как ты считаешь, эта компания повлияла на что-то?
— Это, безусловно, многим помогло отпустить свои боль и страхи. Я не считаю, что ситуация в обществе существенно изменилась после этих признаний, но определённый эффект есть. Просто большинство даже отказывается верить в то, что подобное происходит. Еще страшнее, когда люди это оправдывают. Как некоторые Луи Си Кея. Знаешь, я раньше так много времени тратила на то, чтобы объяснять своим знакомым какие-то вещи, вроде пользы феминизма или недопустимости харассмента. Видимо, я перегорела. Теперь, когда я вижу подобные новости, я, конечно, расстраиваюсь, но уже не пропускаю это через себя с такой силой, как раньше.
— У меня есть еще два вопроса. Скажи, как тебя изменил стендап?
— Во-первых, я вдруг осознала, что я экстраверт. Очень странное открытие, честно говоря, потому что я всю жизнь считала иначе. Еще ушли какие-то предрассудки, касательно того, что обо мне могут подумать другие. Я стала более открытой и смелой.
— И финальное. Есть ли у тебя какая-то большая цель? Может, ты видишь себя резидентом стендапа на ТНТ, не знаю…
— Ой, нет. Я не стремлюсь попасть в телевизор. Там слишком много ограничений. А я слишком своевольная. Не представляю, как кто-то решает за меня, что из моего материала надо убрать, а что добавить. Наверное, я хочу добиться того, чтобы мне нравился весь мой материал. Потому что сейчас мне не нравятся почти все мои шутки. Я бы с радостью избавилась от них. Но они работают. Это мой заработок. Хочу брать для материала более серьезные темы, раскрывая из интересно и глубоко. Иными словами, хочу внутренней удовлетворённости от того, что делаю. Хочу не бояться пробовать новое.
— Я считаю себя феминисткой. Хотя, честно, в последнее время задумываюсь, могу ли я так себя называть. Слишком много в этом движении каких-то ответвлений, которые мне не близки. Вообще, мне кажется, что сексизм – это неумение сопереживать, отсутствие эмпатии. Многие никогда не поменяют свою позицию, просто потому что им незачем. Их никто не притесняет, у них нет проблем. Удобно же, ну.
— На твоей странице во Вконтакте можно найти монолог Ребекки Корри – комикессы, которая публично рассказала о домогательствах Луи Си Кея. Условно, мы можем отнести это к движению #MeToo. Как ты считаешь, эта компания повлияла на что-то?
— Это, безусловно, многим помогло отпустить свои боль и страхи. Я не считаю, что ситуация в обществе существенно изменилась после этих признаний, но определённый эффект есть. Просто большинство даже отказывается верить в то, что подобное происходит. Еще страшнее, когда люди это оправдывают. Как некоторые Луи Си Кея. Знаешь, я раньше так много времени тратила на то, чтобы объяснять своим знакомым какие-то вещи, вроде пользы феминизма или недопустимости харассмента. Видимо, я перегорела. Теперь, когда я вижу подобные новости, я, конечно, расстраиваюсь, но уже не пропускаю это через себя с такой силой, как раньше.
— У меня есть еще два вопроса. Скажи, как тебя изменил стендап?
— Во-первых, я вдруг осознала, что я экстраверт. Очень странное открытие, честно говоря, потому что я всю жизнь считала иначе. Еще ушли какие-то предрассудки, касательно того, что обо мне могут подумать другие. Я стала более открытой и смелой.
— И финальное. Есть ли у тебя какая-то большая цель? Может, ты видишь себя резидентом стендапа на ТНТ, не знаю…
— Ой, нет. Я не стремлюсь попасть в телевизор. Там слишком много ограничений. А я слишком своевольная. Не представляю, как кто-то решает за меня, что из моего материала надо убрать, а что добавить. Наверное, я хочу добиться того, чтобы мне нравился весь мой материал. Потому что сейчас мне не нравятся почти все мои шутки. Я бы с радостью избавилась от них. Но они работают. Это мой заработок. Хочу брать для материала более серьезные темы, раскрывая из интересно и глубоко. Иными словами, хочу внутренней удовлетворённости от того, что делаю. Хочу не бояться пробовать новое.
Декабрь 2019, Санкт-Петербург
