Каждый раз, когда я составляю список вопросов для интервью, непременно представляю ход разговора. Думаю, с какого вопроса начну, что спрошу в случае того или иного ответа. Но придерживаться выстроенного плана еще ни разу не доводилось.

Едва начался наш разговор с Алиной, как я неожиданно для себя узнала, что она пробовала себя в журналистике, а какое-то время назад получала образование в стенах моего института. Оказалось, что прежде чем окончить в РГИСИ курс В. М. Фильштинского Алина сменила не одно высшее учебное заведение.

— Почему ты уходила, не окончив обучение? Насколько я понимаю, это были разные творческие специальности. Ты разочаровывалась в самой профессии или в том, как её предлагали осваивать?

— Вообще, по-моему, когда человеку 17 лет, крайне сложно сделать правильный выбор. Сейчас я понимаю, что тогда разочаровывалась в себе самой. Я искала вариант жизни, который мне нравится. Когда ты совсем юный, ты живешь в таком состоянии, будто должен непременно всем объяснять, что с тобой происходит. Такое и сейчас есть, на самом деле. Знаешь, когда встречаешь давнего знакомого и спрашиваешь у него: «Как дела?», а в ответ слышишь нервное перечисление достижений. В этом чувствуется какая-то попытка оправдаться, в первую очередь перед самим собой. Это ведь от неудовлетворенности внутренней происходит. Мне кажется, я и сама в таком состоянии много лет прожила. Для меня было крайне важно иметь какие-то зримые успехи. В погоне за ними я и меняла ВУЗы, профессии. Но неудачно для себя. А удачно и не могло выйти, потому что была внутренняя неудовлетворенность собой. Куда бы я ни попадала, было некомфортно. Потому что наедине с собой было некомфортно.

— В журналистике тоже была попытка найти внутренний комфорт?

— Это было гораздо раньше. В подростковом возрасте еще. Довольно смутно уже помню всё это. В общем, я ходила в литературный кружок, а там еще была журналистика. И я даже что-то писала. Вспоминаю свои материалы и понимаю, что там было довольно много мудрых мыслей. Даже непонятно, как они у меня тогда возникали. Эта деятельность, конечно, профессиональной не была, но для меня это было значимо.

— А это увлечение было осознанным или случайным?

— Знаешь, долгое время у меня в голове была установка: необходимо выбрать только одну профессию и на ней остановиться. Мне кажется, это было связано с неким культом подготовки к поступлению в ВУЗ, которая начинается в старших классах. Я тогда себя идентифицировала исключительно через профессию. Сейчас я понимаю, что это невозможно. Я и тогда это чувствовала, поэтому бралась за многое. Так что, журналистика — это было одно из.

Фото: @dino_camanos

— Ты из Петербурга, правильно?

— Да.

— Никогда не возникало желания уехать?

— Ну, наверное, был такой период. Знаешь, когда говорят, что Петербург в сравнении с Москвой стоит на месте, и если хочешь расти и зарабатывать, то надо переезжать в столицу, у меня просыпается какое-то чувство вины. Мол, я здесь лениво живу, не меняя свою жизнь, не переезжая. Может быть, я не такая сильная, чтобы сорваться и уехать в никуда. Просто это будет сделано не по любви, а исключительно ради того, чтобы развиться в профессии.

— Вообще, это ведь интересный момент. Говоря о своём будущем, мы неразрывно связываем его с профессией. В какой момент ты поняла, что нужно уходить от этого?

— Очень удачно, что интервью именно сейчас. Потому что понимать это я стала совсем недавно. В общем, одно из моих последних открытий такого рода: желание быть идентифицированным в профессии — это желание, чтобы с тобой снаружи провели ту работу, которую ты должен сам проделать изнутри. Меня мучил ряд вопросов, ответы на которые я рассчитывала как-то незаметно найти в процессе работы. Это какие-то вопросы самоидентификации: «Кто я?», «Где граница моих возможностей?», «Могу ли я испытывать сильные чувства?». Что-то в таком ключе, в общем. И когда я соприкоснулась с актёрской профессией, то поняла, что эти ответы не придут извне. Их придётся искать самой. Сейчас я думаю, что профессия не определяет нас. Наоборот, человек должен прежде стать личностью и провести внутреннюю работу над собой, чтобы определить свою профессию.

— Ты помнишь момент, когда начала сознавать себя?

— Знаешь, мне кажется, что-то важное происходило со мной в 11 лет. Мне бы хотелось вернуться в то ощущение. Когда ты уже что-то понял, но еще ничего не испортил. В течение жизни были какие-то просветы, приближающие меня к той себе. Тот период был временем внутренней свободы. Не вседозволенности, а именно свободы. Хотя тогда не было никаких достижений, что интересно. Тогда это не имело значения.

— Тогда ты ощущала гармонию?

— Да, именно.

— Можно сказать, что есть цель — вернуться в то состояние?

— Ну, безусловно, я ищу его. Ищу то состояние, когда можно чувствовать себя свободно. Когда мысль и чувство сосуществуют рядом, и ты не чувствуешь, что должен себя обманывать в чем-либо.

— Когда ты поняла, что быть в гармонии с собой намного важнее, чем соответствовать общественным ожиданиям? Как ты стала менять свою модель поведения?

— Вообще, в актёрской профессии над тобой всегда нависает общественное ожидание. Лично я высвобождаюсь от этого, когда сосредоточена на работе, в которой меня удовлетворяет результат. Мне очень помогает психотерапия. Благодаря ей, ты выстраиваешь диалог с собой, открывая что-то новое. Я вот говорила про перечисляемый список достижений при ответе на вопрос «Как дела?». Я ушла от этого. Просто ты вдруг осознаешь, что это никому неважно. И если чаще об этом вспоминать, то понимаешь, что общественное мнение — это нечто мифическое, что живет у тебя в голове, в первую очередь. Какая-то случайная негативная оценка всегда может быть, но не стоит на это ориентироваться.

— Несмотря на то, что ты несколько раз начинала постигать новую профессию, каждый раз это было что-то связанное с творческой деятельностью. Тебе эта сфера интересна с детства?

— Да, наверное. Мои родители художники. И было как-то так: еще в детстве я поняла, что точно не буду художником. Это одинокая, сидячая работа. А мне хотелось, чтобы вокруг меня были люди, и непрерывно что-то происходило. Мне никогда не хотелось монотонной, узкопрофильной работы. Я понимала, что мне нужна и творческая, и физическая активность. Позже я узнала, что мне нужно синтетическое искусство.

— Каково это — расти в творческой семье?

— На самом деле, творческая семья — это большая проблема для ребенка. Там есть большая доля нарциссизма. Довольно жестокое поклонение визуальному, какой-то внешней эстетике. Искусство и красота главнее людей. Это никто это вслух не произносит, но это незримо присутствует. И есть какая-то установка на то, что ты непременно должен заявить о себе, чего-то добиться. Это очень сильно давит. Давит и на твоих родителей, и на тебя самого.

— Что даёт человеку искусство?

—Давно не задавала себе этот вопрос… Наверное, любое искусство заставляет человека мыслить откровеннее, чем до того, как он соприкоснулся с ним. Грубо говоря, искусство — это бóльшая степень откровенности.

— Если отбросить любую возможность соприкосновения с искусством, то будет ли для тебя жизнь полной?

— Недавно у меня был такой период, когда я работала официанткой. Я решила устроиться в ресторан, чтобы переждать трудные времена, скажем так. Актерской работы почти не было, только преподавание в школе «Образ». То есть, полного отрыва от основной деятельности вроде бы не было. Я проработала всего три недели и поняла, что просто не могу. Это осознание пришло на физическом уровне. Я поняла, что такого рода работа лишает меня возможности мыслить, я теряю все свои важные качества. В общем, я бы без искусства не смогла.

— Несмотря на то, что ты окончила режиссерский курс, больше работаешь как актриса. Почему?

— Я всегда себя видела больше как актрису. В академии я, конечно, делала учебные постановки. Но какое-то время я избегала режиссерской работы, да и сейчас не вполне уверенно ощущаю себя в этом. Мне раньше казалось, что режиссерская работа противоречит актерской. Сейчас я думаю, что это просто запугивающая установка, которую дают в институтах, и я не понимаю для чего. Если ты сильная личность, то для тебя нет границ.

— А сильная личность — это как?

— Думаю, что это человек, который не впадает в зависимость от чего-либо. Да, наверное, именно так. Слабая личность — это та, которая впадает в зависимость от чего-то и живет, ориентируясь на это. А сильная — это та, которая преодолевает любые зависимости, возможно, даже не вполне осознавая это.

— Твой самый значимый актерский опыт?

— Ну, в первую очередь, конечно же, спектакли, которые у меня есть: «День Учителя 2048», «Медея. Материал». «Медея» — это колоссальная работа. Моноспектакль, где открылись все мои актерские возможности. Но если так подумать, то влияние на меня оказывает любой актерский опыт. Даже самые незначительные эпизоды или просто какие-то кинопробы. Всё это что-то открывает, поворачивает во мне. В условиях театральной репетиции я многое могу. А вот кинопробы, где ты ограничен во времени, где надо попасть в контекст, в атмосферу, в темп — это совсем другое. Есть какие-то вещи, которым просто не учат в театральном.

— Для чего тебе актерская профессия? Почему ты идешь по этому пути?

— Сейчас я не знаю, зачем мне идти по этому пути. Я продолжу идти, если будет что-то происходить. Я поняла, что имеет смысл делать это только на высоком уровне. А иначе незачем. Быть актером, просто чтобы им быть, не имеет смысла.

— А для чего ты изначально пришла в это?

— Тогда, я, конечно, этого не формулировала, но ощущала. Когда я шла в профессию, у меня было желание что-то пробудить в себе, потому что мне казалось, что я не отдаю чего-то до конца. Я искала возможность передавать энергии, делиться информацией, быть кем-то вроде медиума. Я заметила, что у меня есть способность интуитивно чувствовать людей и их творческие замыслы. Мне безумно нравится процесс, когда режиссер дает задачу, а ты считываешь больше, чем он может сформулировать. Должно быть некое соединение и узнавание. Я в какой-то момент поняла, что лучшая возможность понять режиссера — это найти его больное место и открыть его у себя. В результате этого взаимодействия рождается магия. Когда происходит обмен энергией, информацией, и это в ком-то отзывается — это невероятно. Поэтому я и говорю, что работать надо на высоком уровне, иначе процесс обесценивается.

— Уточним, что высокий уровень — это, в первую очередь, посыл, а не уровень продакшна?

— Конечно, речь не о технической стороне.

фото: @lburchenkova

— Ты много работаешь с разными фотографами в качестве модели. Что для тебя значит фото вообще?

— Это возможность отразить какие-то актерские моменты, передать их через фотографию. Ты соединяешься с фотографом, проникаешь в его мир. В этом процессе каждый ищет ответы на свои вопросы, ищет самого себя. По сути, получается, что модель — это альтер эго фотографа.

— Я хотела бы спросить про Диму Пряхина. Глядя на эти работы, я вообще не понимаю, как можно создать подобное. Это же что-то запредельное. Расскажи, каково с ним работать?

— Ну, Дима работает очень интуитивно. У него есть свой метод, направленный на выработку энергии, которая сильнее, чем ты. Первый раз, когда я снималась у него, мне кажется, 4 часа я двигалась без остановки. И когда был небольшой перерыв, я просто уснула на полу на несколько минут. То есть, ты настолько устаешь, что начинаешь работать в каком-то трансе. За счет этого, перед камерой открываются такие вещи, которые в первые минуты съемки невозможны. Я могу сказать, что мои фото мне безумно нравятся, потому что я актерски вложилась в это. В этих фото остался мой характер. Это не просто что-то бессознательное.

фото: @dmitripryahin

Знаете, наверное, я обманула вас, когда сказала, что мне никогда не удавалось сохранить порядок вопросов. Последний вопрос, вот всегда задаётся мной согласно собственному плану. Но, по правде говоря, то, что я спросила у Алины в финале беседы, мне хотелось узнать у неё еще в самую первую нашу встречу, когда я просто наблюдала за ней в спектакле «День Учителя» из зрительского зала. Не могу объяснить, отчего именно этот вопрос пришел мне тогда в голову. Может, я увидела в Алине человека, который знает чуть больше, чем все остальные. Настоящий актёр ведь, действительно, кто-то вроде медиума.

— Я задам последний, возможно, очень глупый вопрос. В чем смысл жизни?

— Знаешь, у меня был инцидент не так давно, когда я оказалась в шаге от смерти. В тот момент у меня появилось твёрдое ощущение, что дальше ничего не последует. Жизнь — это просто определённый природный процесс. И как ни странно, именно с приходом этого понимания, всё обрело какую-то ценность. Жить становится интересно. Знаешь, всё, что возникает в пустоте, имеет ценность. Так и здесь. Думаю, для меня сейчас смысл жизни в преодолении страха жизни. Я тут поняла, что страх болезни, смерти — это скорее страх жизни. Страх что-то испортить, что-то не успеть. Так что да, главное на сегодня — победить этот страх. А там посмотрим.

Октябрь 2019, Санкт-Петербург